Чем мы отличаемся друг от друга и за что любим друг друга

Если где-нибудь в глубинах Вселенной существует жизнь, то мы, еще не зная ровным счетом ничего о формах этой жизни, тем не менее, можем с абсолютной уверенностью утверждать: жизнь эта построена на основе разделения полов на мужской и женский. Откуда такая уверенность? Да просто природа, «изобретя» однажды два противоположных пола, достигла в своем саморазвитии такого совершенства, что ничего более совершенного уже выдумать не в состоянии. Нет необходимости природе «выдумывать» еще что-то новое ради нового, потому что то, что она уже создала однажды, обеспечивает ей вечное существование.

Вы можете спросить: почему именно два пола, почему не один или, скажем, не три? Один пол, как вы к нему ни подходите, это самоповторение, «топтание на месте», отсутствие какого бы то ни было прогресса, а потому полная зависимость от малейших «капризов» окружающей среды. Будет окружающая среда благоприятной — и пол этот будет самоповторяться с унылым однообразием; изменится среда — одинокий пол мгновенно погибнет, не имея в себе самом ничего из того (ведь он — самоповторяющийся), что помогло бы ему выжить в изменившихся условиях. В этом отношении три пола, если такое вообще возможно, вроде бы представляют более динамичную структуру, предполагающую большее число вариантов выживаемости и, отсюда, лучшее приспособление образуемых ими организмов к условиям изменяющейся среды. Но прогресс тут только кажущийся, он, по сути дела, очень зыбкий и ненадежный. Наличие трех полов приведет к полному хаосу, к возможности создания внутри «тройственного союза» различных враждебных группировок и, как следствие, к исчезновению всех трех полов в течение каких-нибудь нескольких поколений.

История развития человечества не составляет в этой вечной борьбе за право обладания противоположным полом «приятное исключение». Правда, человек внес в эту борьбу некоторое разнообразие, до которого не «додумалось» до сих пор ни одно животное. Так, мужчина, почувствовав в себе силу, а вместе с силой и власть, которую так приятно распространить на слабого, быстрехонько свел положение женщины до уровня вещи, чтобы она не вздумала устроить новый матриархат. Вещь в глазах мужчины тем ценнее, чем больше можно извлечь из нее пользы, и потому женщина на ранних ступенях развития человечества редко когда опускалась ниже стоимости коровы или овцы, а скот во времена первобытнообщинного строя, надо заметить, ценился весьма высоко.

С течением времени «стоимость» женщины неуклонно возрастала (возрастала уже по одному тому, что женщина приносила своему «владыке» наследника, которому тот мог доверить все свои сокровища без риска, что после его смерти богатства его достанутся врагам или пойдут прахом), пока, наконец, не превратилась в лакомую добычу. А всякая добыча — тем более лакомая — предполагает не только благородные рыцарские турниры, но и мелкие интриги, козни, удары из-за темного угла, схватки при свете солнечного дня и самые настоящие войны. Женщин похищали, женщин продавали, из-за женщин не только простолюдины, но и знатные господа раскраивали друг другу черепа, резали глотки и разрушали все, что попадалось под горячую руку и что с таким трудом создавалось на протяжении нескольких предшествующих поколений.

Славные были времена, что там говорить! Мужчина был одержим лишь одной пожиравшей все его силы и время идеей: брать, как можно больше брать, делать своим и только своим! При такой несознательности тогдашнего мужчины женщине ничего другого уже не оставалось делать, кроме как уповать на грядущие перемены в ее жизни: может быть, и ее когда-нибудь похитят, переменят опостылевшую ей обстановку, а там — будь что будет! — взвалят на ее хрупкие плечи новую непосильную работу.

Впрочем, славные дикие времена безвозвратно уходили в прошлое, на смену им нарождалось нечто пока совершенно непонятное и новое, что люди позже назовут началом цивилизации. Мужчина, наконец, достиг такой степени богатства, что мог позволить себе роскошь ничего не делать, а заодно разрешил немного побездельничать и своей женщине. На досуге, поглядывая на свою собственность, он вдруг открыл, что собственность эта не только холит его и лелеет, не только приносит ему забавных карапузов, так напоминающих ему его самого в далекие годы детства (ах, как быстро летит время!); он понял, что эта его собственность вдобавок ко всем ее достоинствам еще и красива! И грянул новый бой за обладание женщиной. Вершиной этой новой борьбы в эпоху становления цивилизации стала Троянская война, разразившаяся из-за похищенной жены спартанского царя Менелая, некой Елены, женщины необыкновенной красоты, дочери самого верховного бога Зевса и Леды. (В этой семейной неразберихе любопытно обратить внимание вот на какое обстоятельство: Леда, мать Елены, была в свою очередь женой вовсе не Зевса, а другого спартанского царя — Тиндарея. Нет, что вы там ни говорите, а мужчины, даже поднявшие себя до уровня верховного божества, в вопросах выбора средств за обладание противоположным полом никогда не отличались особым богатством фантазии.)

Красота, как это ни дико прозвучит для современной женщины, в глазах мужчины также очень быстро превратилась в вещь. В дорогостоящую, правда, вещь — одной овцой тут уже никак нельзя было отделаться. Но что может остановить богатого мужчину перед желанием стать еще богаче? Ничто!

Что вы сказали? «Посмотрите»? А кто это имеет право — смотреть на его сокровища? Сегодня они просто смотрят, восхищаются вместе с ним, завидуют, а завтра, когда он станет старым и больным… Жутко представить, что может случиться завтра! И дряхлеющий богач, введя в свой гарем очередное юное божественное созданьице, почувствовал вдруг уколы ревности. Да и как было не ревновать, если его сокровище почему-то все больше вздыхает, неизвестно отчего томится и ее вовсе не утешает мысль, что он, ее повелитель и господин, облагодетельствует ее уже тем одним, что любуется ею. Как бы поступил на месте этого оказавшегося на краю могилы богача любой другой нормальный человек? Не знаем, как поступил бы нормальный, а богач поступил по-своему: он приставил к своим сокровищам в качестве надзирателя своего самого верного, самого неподкупного слугу, готового за него и в огонь и в воду. Приставить-то приставил, да кабы этот «самый-самый» не задумал чего против своего господина, предварительно оскопил его.

С этого момента уколы ревности в мужчине-собственнике переросли в самую настоящую язву. Его мышление свелось отныне к одному: мое — это только и исключительно мое, а если не мое, то вообще ничье. Евнух в гареме — наглядное свидетельство мужской ограниченности и одновременно доказа­тельство того, что мужчина, ослепленный ревно­стью, не испытывает ни малейшего сострадания к братьям по полу.

Перескочим сразу через несколько веков и вступим в наше время. Женщинам порядком осточертело смотреть, как за них все еще борются и борются мужчины, не спрашивая их мнения, а нужны ли им вообще эти дерущиеся петухи. Может, им грезится кто-то другой, третий? Почему бы им самим не побороться за этого третьего, пока двое первых выясняют между собой отношения, и не добиться его расположения?

Как именно добиться? О, женщины тут (как, впрочем, и во всем остальном) быстро изобрели абсолютно надежный метод, которым с успехом пользуются и поныне. Они сделали это весьма оригинально: с присущим только женщинам коварством позволили мужчинам думать, что это они выбирают их, хотя последнее слово всегда остается за ними. Редко какая из женщин не сознает свою чудовищную выгоду — иметь право выбора партнера по собственному вкусу. Юноша ходит вокруг да около, краснеет, бледнеет, сторожит девушку возле ее дома или института, не решаясь подойти к ней и познакомиться, ковыряет носком ботинка асфальт, как будто под асфальтом спрятана его решимость, а девушка, еще не зная толком ни этого юношу, ни даже его имени, тем не менее, заранее знает, скажет ли она ему «да» или «нет».

Обратите внимание: девушка, как правило, уверенно смотрит в свое будущее, тогда как юноша должен преодолеть в себе страх перед возможным поражением, посеянный в нем опытом всех предшествующих поколений. Девушке для начала достаточно быть просто красивой, а если не обязательно потенциальной победительницей всемирного конкурса красоты, то хотя бы внешне обаятельной. Совсем не то с юношей. Ему недостаточно иметь привлекательную внешность (о красоте мы уже не говорим: редко какой юноша, взглянув на себя в зеркало, может в отличие от очень многих девушек признаться себе со всей откровенностью: «Ах, как я красив!»); ему с самого начала необходимо иметь (с точки зрения девушки, конечно) и отменный вкус, и быть остроумным, и обладать хорошими манерами, и вдобавок ко всему уметь очаровывать. Приходится и первым начинать знакомство, и, обливаясь потом, ожидать в ответ неопределенного кивка, который можно истолковать и как «да», и как «нет», и как «поживем — увидим». Насколько нам известно — и психологи подтверждают это,— мужчина обретает уверенность при знакомстве лишь в том возрасте, когда ему это знакомство, в сущности, уже не нужно.

Если в прежние времена мужчина всю жизнь боролся за право физического обладания женщиной, то теперь он борется за право овладеть ею, прежде всего, духовно. Любой современный мужчина понимает, что, если он не сумел понравиться женщине, его шансы на успех равны нулю.

Тайная и явная война за эту Большую любовь, война с соперницами и родителями, война с самим возлюбленным, ореол возвышенного романтизма, окружающий Большую любовь,— вот что стало сегодня смыслом и содержанием извечного антагонизма двух противоположных полов.

Давайте сделаем так, чтобы эта единственная изо всех других войн никогда не прекращалась. Если в этой Большой войне за Большую любовь победу одержит серенький мир, на нашей прекрасной планете воцарится невообразимая скука, которая, в конце концов, убьет не только Большую любовь, но и самую жизнь на земле.