История гипнотизма

Методы влияния и усыпления были, несомненно, известны уже в древности, на что указывают, например, усыпительные чары Атарвы-Веды и часто практиковавшийся «храмовой сон» у греков, египтян, китайцев, и других народов. Настоящая доктрина гипнотизма, однако, развилась из учения о животном магнетизме, а этот последний из производимого то случайно, то методически воздействия на болезни путем наложения рук, применения амулетов или симпатических средств, заговоров и заклинаний духов, болезни.

Подобно многим другим великим открытиям, гипнотизм тоже был открыт на ложном пути. Колумб, например, искал морского пути в Индию в западном направлении вокруг земли и нашел Америку; Бертольд Шварц искал способа делать золото и открыл порох; аптекарь Беттхер искал камень мудрости и изобрел фарфор; Парацельс и Месмер искали животный магнетизм, а Пюисегюр открыл в нем сомнамбулизм и Фариа гипнотический сон. Из животного магнетизма возникли источники гипнотизма.

Слово «магнетизм» греческого происхождения, и его производят от различных корней; чаще всего его производят от города Магнезии, где встречался камень (магнетит или магнитное железо), обладавший свойством притягивать частицы железа. Вероятнее, однако, что название города, наоборот, происходит от слова «магнит», а это последнее слово производится по Ломбарду от двух финикийских корней, а именно: «маг» — первосвященник, или маг, с чем связаны слова Мегас и Магнус, и «над» -- поток, исток; Магнад, таким образом, есть вещь, из которой исходит ток, флюид; откуда затем выводится Maгнас Литос — магнит. Такое влияние было свойственно, по мнению людей древности и средневековья, не только магниту, но и священным источникам, волшебным средствам и всем предметам, оказывавшим целебное влияние на болезни. Такими особенными целебными силами обладали, конечно, руки священных особ. Например, римские императоры Клавдии и Веспасиан излечивали многие) болезни наложением рук. Последний, по словам Тацита и Суэтона, излечил слепого и страдавшего параличом руки одним только прикосновением. Как известно, рука Христа производила также целебное действие. В 16−ом столетии французский король Франциск I и другие французские и английские короли вплоть до Карла X могли похвалиться такими же чудодейственными руками. Королева Елизавета французская и Яков II английский исцеляли, будто бы даже сотни больных. Во Франции при старом режиме священное действие прикосновения производилось в церкви несколько раз в году. Тогда в Версаль стекались сотни больных. Король проходил по рядам больных, касаясь головы каждого со словами: «Король прикасается, Господь исцелит тебя!» Несомненно, что прибавление одного су увеличивало шансы па действительность королевского внушения. Теорию таких мистических — магнетических влияний создал знаменитый Теофаст Бомбаст Парацельс из Гогенгейма — смесь гения и фокусника. По его теории созвездия между собой, а также земные существа с созвездиями, особенно с солнцем: и луной, связаны магнетическими силами. Человек в частности имеет в себе два рода магнетизма — больной и здоровый. Излечение болезней происходит от того, что магнетизм здорового притягивает к себе магнетизм больного и парализует или уничтожает его.

Уже Парацельс часто применял магниты для того, чтобы останавливать кровотечения и истерические судороги и полагал, что их целебная сила может быть перенесена на воду, амулеты и другие неодушевленные предметы, Его учение играло с тех пор большую роль. Глокениус, профессор физики в Марбурге, писал, в 1608 году «О магнетическом излечении болезней», Ван Гельмонт — в 1621 году о магнетическом исцелении ран. С помощью магнитов, так писал он, возможно переносить болезни не только с человека на человека, но даже с людей на животных и деревья. Но с особенной любовью культивировалось это учение розенкрейцерами, массонами того времени. Роберт Флудд, знаменитый розенкрейцер 17−го столетия, описал в своей «философии Моисея»; два рода магнетизма — духовный и телесный. Его ученик, шотландец Максвелль, объявил магнетизм универсальным лечебным средством, — ибо болезни возникают от иссякания магнетизма, — который, таким образом, здесь всецело отождествляется с жизненной силой. Максвелль — horribile dictu! — (страшно сказать) — применял даже человеческие испражнения, чтобы сделать их, под влиянием магнитов, целебным средством против всех болезней. Интересно отметить, что много приемов нашего знахарства, являющегося главным орудием наших «магнетизеров», относится еще к тем мистическим временам. Искусство лечить наложением рук доставило в 1662 г. ирландскому солдату по имени Валентин Гритраке, а в начале 18−го столетия итальянцу Сантанелли широкую известность. Интересно, что уже в 1774 году знаменитый швабский священник Гасснер, при попытках изгонять духов болезни, происходящих, по его мнению, от дьявола, приложением креста и заклинаниями, вызывал непосредственными внушениями настоящие истерические припадки, вроде тех классических припадков истерии, какие впоследствии были описаны знаменитым французским невропатологом Шарко. Каким выгодным делом был .тогда магнетизм, указывает тот факт, что священник Ленобль содержал в 1771 году в Париже торговый склад магнитов различной формы, при помощи которых он неоднократно исцелял нервно-больных, что удостоверено даже Королевской Академией Наук.

В это время венский врач Антон Месмер (1734—1815), опираясь на учения Парацельса, Ван Гельмонта и Максвелля. изучил влияние животного магнетизма на человека и изложил это в диссертации «О влиянии планет на человеческое тело». Заключительные положения этой диссертации имеют такой общий интерес, что мы позволяем себе процитировать главнейшие из его 27 тезисов:

1. Существует взаимное влияние между небесными телами, землей и одушевленными телами.

2. Проводник этого влияния — находящийся повсюду флюид — настолько распространен, что не допускает ни­где пустоты: флюид, по тонкости ни с чем не сравнимый, способный по своей природе воспринимать, .продолжать и передавать все впечатления движения.

4. Это действие вызывает, при равномерной смене, следствия, которые можно назвать приливом и отливом, притоком и оттоком.

6. Выявление этой силы — самое всеобъемлющее во всей природе; благодаря ему осуществляются взаимные притяжения между небесными телами, землей и ее существенными составными частями.

7. Свойства материи и органических тел зависят от этого проявления деятельности флюида.

8. Животное тело является доказательством равномерной смены следствий этого воздействия. Непосредственное проявление вызывается влиянием на нервную субстанцию.

9. В человеческом теле, в особенности, это воздействие выражается в свойствах, родственных свойствам магнитов: можно различать положительные и отрицательные полюсы, которые притягивают и отталкивают, уничтожают и усиливают друг друга.

26. Обогащенный этим знанием врач будет в состоянии с уверенностью определить причину, род и течение болезни; он будет препятствовать развитию болезни, сумеет достигнуть ее излечения, не подвергая больного, независимо от его возраста, темперамента и пола, опасным или печальным последствиям. Также и женщины при беременности и родах смогут воспользоваться этими преимуществами.

27. Наконец, это учение дает врачу возможность с уверенностью определять состояние здоровья каждого индивидуума и ограждать его от болезней, которым он мог бы подвергнуться. Медицина достигает, таким образом, высшего совершенства.

Эти магнетические гипотезы повторяются, с одной стороны, в учении о мировом эфире, с другой стороны, в учении Рейхенбаха о лучеиспускании; отчасти они дословно перешли в писания знахарей-магнетизеров, которые все еще без колебаний потчуют своих приверженцев отжившей премудростью Парацельса и Месмера.

Месмеру скоро удалось достигнуть поразительных исцелений, когда он прикасался или проводил магнитами по больным, — парализованным или пораженным какой нибудь болезнью, — частям тела. Но он сам компрометировал бесспорно хорошую основу своих наблюдений крикливостью своих приемов и рекламной шумихой. Все возраставшие нападки заставили его, в конце концов, перенести арену своей деятельности из Вены в Париж, — в то время мировой центр всякого шарлатанства.

Манера его выступлений в Вене скорее повредила, чем послужила на пользу делу магнетизма, ибо в 1815 году применение его вообще было официально запрещено. Пруссия в этом отношении была настроена прогрессивнее Вены, так как в это время магнетическое лечение было введено даже в Берлинских госпиталях.

Отметим, между прочим, что и известный из биографии Гете физиономист Лафатер занимался в 1757 году изучением магнетизма. Его влиянию, очевидно, можно приписать взгляды Гете на душевные или магнетические перемежающиеся воздействия, которые он высказал Эккермапу: «Мы все имеем в себе нечто от магнетических или электрических сил, и сами, подобно магниту, производим отталкивающее или притягательное воздействие, в зависимости от того, приходим ли мы в соприкосновение с чем нибудь однородным или разнородным».

В Париже Месмер вскоре нашел признание и приверженцев, но он больше заботился о своем кармане. — он зарабатывал много денег своим лечением, — чем о своей научной репутации. Теоретически он не вышел за пределы «месмеризма», то есть тезисов своей диссертации; практически он все более развивал методы косвенного магнетизма, более приспособленного для массового лечения. Вначале он лечил пассами или прикосновением настоящих магнитов, но потом, по его словам, ему удалось намагнетизировать и другие предметы, например, бумагу, хлеб, кожу, шелк, камни, стекло, короче говоря, все, к чему он прикасался, так что эти предметы оказывали, по его словам, на больного такое же влияние, как и сам магнит. Но ненаучные, базарно крикливые приемы его метода оттолкнули от него ученых, и Парижская Академия подвергла его анафеме. Тем не менее его учение привело к важным открытиям. В 1884 году один из его учеников, маркиз де Пюисегюр, открыл, что путем магнетических пассов может быть вызвано состояние, похожее на сон, с повышенной восприимчивостью чувств и нервов, которое он назвал сомнамбулизмом: а несколько лет спустя Пететэн в Лионе описал сведение членов, ставшее известным под именем каталепсии.

Месмер умер в 1815 году, не дождавшись реабилитации здорового зерна своего учения, в непризнании которого он, правда, сам был виноват. Лишь в 1820 году Дюпотэ возобновил в Сальпетриере, большом парижском госпитале, попытки лечения магнитом.

Между тем, после смерти Месмера, в 1819 году португальский аббат, или, как он сам себя называл, брамин Фариа, который несколько лет провел в Индии и там изучил методы индийских магов, сделал важное открытие, что достаточно нескольких слов, чтобы вызвать у восприимчивых людей состояние сомнамбулизма. Если он садился против лиц, над которыми производил опыты, пристально смотрел на них в течение нескольких минут и потом восклицал повелительным голосом: «Спите!», то из 20−ти человек двое или трое откидывались назад и засыпали, пока, он не будил их приказом. Фариа первый высказал основную истину, что дело ни в магнетическом флюиде, а только в силе воображения лица, над которым производится опыт, и в концентрирующей эту силу воображения воле концентратора. Тем не менее, месмеризм остался ярлыком, под которым в дальнейшем распространялось из Парижа в культурные страны новое, основанное на указаниях Академии, учение. В Новом Орлеане (Северной Америке) Климес назвал его электробиологией, а в Англии хирург Джэмс Брэд обессмертил себя его применением на практике.

А именно, после того как в 1841 году в Манчестере опыты французского магнетизера Лафонтэна возбудили его интерес, Брэд напал, благодаря собственным многочисленным попыткам, на правильный путь и сделался, вследствие этого, одним из главных основателей нашего учения. Он не только создал слово «гипнотизм», но открыл, что состояние, называемое до тех пор магнетическим, чрезвычайно похоже на естественный сон. Он увидел, что это состояние может на различных ступенях повышаться от легкой сонливости до глубокого забытья и решил, что в его основе лежит не мистический флюид, а утомление чувств от одностороннего раздражения и концентрации внимания на одном единственном представлении. Если это объяснение и подверглось впоследствии исправлению, то оно все же дало новому учению научное обоснование. Теперь говорят уже не о «месмеризме», а о «брэдизме», или «гипнотизме». В двух больших произведениях «Неврогипнология» (1841 г.) и «Власть духа над телом» (1846 г.) Брэд изложил свои взгляды.

Одновременно с ним во Франции, на родине гипнотизма, Дюран развивал аналогичные взгляды: «жизненный электродинамизм», как он назвал его, основывается на том, что, благодаря однообразному раздражению чувств, вся нервная сила мозга концентрируется па одной точке, вследствие чего в мозгу возникает «смущение нервного действия», или гипотаксия. В таком состоянии нервную силу можно направить путем внушения на любое представление, как сноп лучей прожектора.

Такое состояние, основанное на внушении, он называл идеопластическим.

Но учение Брэда прежде всего возбудило интерес во Франции. В Бордо Азам удачно произвел несколько опытов; он побудил известного клинициста и изследователя мозговой ткани Брока возродить гипнотизм в Париже, а знаменитый хирург Вельпо доказал его применимость при небольших хирургических операциях. Дело в том, что уже Брэд использовал и рекомендовал нечувствительность при гипнотическом состоянии для производства небольших хирургических вмешательств. Это, несомненно, произвело большой эффект, так как в то время еще не имелись в нашем распоряжении известные теперь наркотические средства. Отчего эти опыты, за редкими исключениями, должны были оканчиваться неудачей, — мы поймем впоследствии. На нераспутанный клубок явлений окончательно пролил свет один интеллигентный врач из Нанси, по имени Льебо. Он сам убедился и доказал другим, что сон и гипноз явления одного и того же порядка; гипноз, таким образом, только особый вид сна; средство вызвать такой сон — не магнетизм, как у Месмера, не утомление чувств, как учил Брэд, а только внушение. Это учение было развито при сотрудничестве Бернгейма до его современных размеров. Даже в Париже вновь возник живой интерес к гипнотизму с тех пор, как Шарко и его школа занялись его изучением, несмотря на то, что оно привело их к ложным, неприемлемым в настоящее время, взглядам на сущность гипнотизма.

По мнению Шарко, гипнотическое состояние — не особый род сна, а искусственная нервная болезнь, искусственная истерия, и, как таковая, гипноз может быть вызван только известными приемами у предрасположенных к нервозности людей. Понятно, что в возникшем споре «Шарко и Льебо-Бернгейм, Париж и Нанси», — последние должны были остаться победителями.

Гипнотизм нашел тогда и в Германии многочисленных усердных исследователей, из которых я назову только Чермака, Прейера, Мебиуса, Гейденгайна и Фореля. Но популярным, то есть темой ежедневной прессы, гипнотизм стал только тогда, когда в 1880 году датский гипнотизер Ганзен и немецкий Краузе устроили свои первые публичные сеансы, вызвавшие сенсацию.

Методическое исследование гипнотизма является, таким образом, благотворным плодом 19−го столетия; именами Месмер, Пюисегюр, Фариа, Брэд, Льебо, Бернгейм, Форелг обозначены главные этапы развития, которое возвысило гипнотизм от мистической тьмы псевдонаучного шарлатанства до яркого света безупречного исследования. Это развитие, за малыми исключениями, дело медицины, которая, конечно, должна была ближе всех принять к сердцу выяснение и поощрение такого важного лечебного средства.