Вместилище разума и безумия

Долгое время все связанное с мозгом окутывалось ми­стической тайной. Недаром психическую деятельность до сих пор продолжают называть душевной деятельностью. Такое отождествление, введенное и подкрепляемое церковью, у большинства людей не вызывало сомнений: бес­смертная душа покидала после смерти тело. Мертвое тело разлагалось, ничего не чувствуя и не проявляя ни­каких признаков жизни, признаков психической деятель­ности. Все было ясно. Надо не заботиться о бренном те­ле, а молиться о душе, которую ангел смерти уводил или в рай, или в ад, смотря по тому, что она заслужила.

Самое удивительное, что и сейчас находятся люди, продолжающие верить в загробную жизнь, хотя послед­ние достижения науки и техники, позволившие человеку проникнуть даже в «царство бога», на его «небеса» — в космос, безжалостно разбивают эти иллюзии.

Постепенно, шаг за шагом, начиная с самого мрачно­го периода человечества — средневековья, передовые уче­ные опровергали церковные представления о строении Вселенной (Джордано Бруно, Коперник и др.), об аде и рае, о появлении жизни на Земле, о строении человече­ского тела и его функциях. Но власть и сила церкви были настолько велики, что изучение человеческого тела сначало проходило в глубокой тайне. Никто не осмели­вался отрицать наличие души, и приходилось лишь га­дать, в каком именно органе она должна находиться при жизни человека. Одни отдавали предпочтение серд­цу, другие — диафрагме, третьи — мозгу. Представление о мозге как вместилище души наиболее укоренилось и в конце прошлого века уже никем больше не оспа­ривалось.

Нашелся, однако, ученый, который написал необыкно­венную книгу — «Рефлексы головного мозга». Автор ее, профессор Иван Михайлович Сеченов, хотя и имел в ре­зультате этого много неприятностей от царского прави­тельства, все же доказал, что работа органа души — моз­га в общем ничего сверхъестественного собой не пред­ставляет. Для души в нем совершенно не остается места, так как его работа происходит по типу уже известного в то время рефлекса.

Исследования провел крупный ученый, талантливый физиолог, и они стали отправной точкой дальнейших ра­бот материалистического направления в физиологии и психиатрии. Из них на первое место надо поставить ис­следования высшей нервной (психической) деятельности Ивана Петровича Павлова, на весь мир прославившего советскую физиологию и заложившего научные основы учения о работе нашего главного органа — головного мозга, который не только руководит деятельностью все­го организма и каждой его части, но и осуществляет вза­имодействие нашего организма как с биологической, так и с социальной средой.

Мозг, как и сердце, находится все время в работе. Высшая нервная деятельность состоит из двух сменяю­щих друг друга и находящихся в постоянном взаимодей­ствии процессов: возбуждения и торможения, подчиняю­щихся особым заколам. В норме оба процесса мозговой деятельности должны иметь определенную силу, уравно­вешенность и подвижность.

Но нередко подвижность нервных процессов наруша­ется, какой-то один процесс замедляется, как бы застре­вает и не переходит в другой. Такое нарушение может послужить причиной так называемой навязчивости: воз­никает одна и та же навязчивая мысль, навязчивое же­лание, навязчивое действие.

Варианты отклонений в. деятельности центральной нервной системы велики и разнообразны. Чтобы все их описать, надо было бы составить целую книгу. Это очень сложная и очень интересная наука, постепенно открыва­ющая все новые и новые детали в деятельности голов­ного мозга. Если чуть углубиться в этот предмет, то надо говорить отдельно и о деятельности коры (самое важное), и о деятельности нижележащих подкорковых и других образований, и о так называемой ретикуляр­ной (сетевидной) формации и пр., а потом сказать о самом трудном—об их деятельности в ансамбле. В по­следнее время строению мозга стараются подражать в со­здании различных электронных машин, но даже самое лучшее, чего уже удалось достичь в этой области, еще только весьма и весьма слабые даже не подобия, а лишь очень отдаленные приближения к сложности строения (архитектоники) мозга.

При психических заболеваниях больше всего наруша­ется деятельность самого совершенного образования в мозгу — коры мозга, самого верхнего ее отдела, состоя­щего из многих слоев нервных клеток. Нервных клеток в мозгу несметные количества — многие миллиарды к миллиарды. Они имеют между собой различные связи и образуют так называемые функциональные системы, при помощи которых осуществляются различные функции мозга. Вот почему так разнообразна и богата психичес­кая деятельность человека. У клеток мозга есть и своя специализация. Одни воспринимают световые сигналы и реагируют на них, другие — звуковые, третьи — тактиль­ные и т. д. Сигналы в мозг поступают через наши орга­ны чувств. Это не только глаз или ухо со всей сложно­стью их строения. К органам чувств относятся еще и пути поступления раздражения в мозг, полученного гла­зом или ухом, и пути проведения ответа на него. Кроме того, самая важная часть органов чувств состоит из нервных клеток, расположенных в самом мозге в различных областях: зрительные клетки в зрительной области, слуховые в слу­ховой и т. д. Нервные клетки «анализируют» поступа­ющие в мозг раздражения и дают на них нужные аде­кватные (соответственные) ответы. Даже клетки какой-либо специализированной области не одинаковы по своей функции: одни занимаются (в центре анализатора) более сложным, другие (на периферии) менее сложным анали­зом поступающих раздражений. При прохождении раз­дражителя в центральный конец анализатора в нем раз­вивается процесс возбуждения, благодаря которому мы видим, слышим и пр. Если раздражитель не действует на наши органы, то есть если перед нами ничего нет, мы находимся в тишине — ничего не видим и не слы­шим. Это в норме.

При патологии возбуждение в центральном конце ана­лизатора происходит не вследствие воздействия внешне­го раздражителя, а вследствие болезненных причин, и у человека в это время возникают те или другие галлюци­нации. От особенностей локализации и характера болез­ненного процесса и зависят особенности и характер гал­люцинаций. Больной, например, слышит в полной тишине голос отсутствующего человека. Может сказать, кому он принадлежит, хорошо понимает содержание обращенной к нему или к кому-нибудь другому галлюцинаторной ре­чи и придает большее значение этой «речи», чем словам окружающих его родных или врачей. Нередки случаи, ко­гда он подчиняется ей и совершает непоправимые поступ­ки. Если голос приказывает прыгать в окно, то он может это приказание выполнить, хотя в большинстве случаев, сохранив способность к критике, он от этого «приказания» под каким-либо предлогом уклоняется. Слуховые гал­люцинации, о которых идет речь, могут продолжаться очень долго или кончиться довольно быстро, снова возобновляясь на следующем этапе заболевания. Они бывают не только такими сложными, как мы их описыва­ем, но и элементарными, когда слышатся отдельные сло­ва, оклики по имени или фамилии, а то и просто стуки, шумы, звонки, свистки и пр.

Слуховые галлюцинации возникают при различных за­болеваниях, например, при атеросклерозе, других орга­нических заболеваниях головного мозга, шизофрении а при так называемых интоксикационных психозах, в частности при хроническом отравлении алкоголем. Человек в этих случаях остается в ясном сознании, разговарива­ет с окружающими на любые темы, выполняет поруче­ния, и в то же время он слышит голоса, доносящиеся до него из определенного места, которое он может точ­но указать. Если голоса больной слышит уже давно и к ним привык, то он может относиться к ним критически, понимая, что это болезнь, и даже зная, что она связана со злоупотреблением алкоголя, в чем он уже успел убедить­ся на собственном опыте: перестает пить — голосов ста­новится меньше, начинается пьянство — голоса усилива­ются. В острых же случаях внезапное появление голосов сопровождается страхом, беспокойством, растерянностью. Больные отвечают им, оправдываются или отругиваются.

В некоторых случаях можно говорить и о наличии так называемых объективных признаков слуховых галлюци­наций: человек оборачивается в ту сторону, откуда слы­шится голос, иногда затыкает уши пальцами или ватой, если галлюцинации ему надоели или содержание их для него неприятно.

Слуховые галлюцинации не всегда бывают такими ясными и отчетливыми. Иногда больной не может точ­но определить, откуда исходит голос, какого он тембра, кому принадлежит и пр. Ему начинает казаться, что он слышит голос где-то внутри головы, слышит как бы внутренним ухом, причем голос какой-то бесплотный, необыкновенный; то ему кажется, что звучат его мыс­ли, то говорят его голосом, его языком или губами.

Помимо слуховых галлюцинаций, могут появляться и другие обманы чувств, например зрительные, когда больной видит то, чего на самом деле нет. В принципе бывает столько видов галлюцинаций, сколько у челове­ка органов чувств, но чаще других возникают слуховые и зрительные, которые выступают как отдельно, так и одновременно. Человек воспринимает целые карти­ны и сцены. В одних случаях он спокойно созерцает их, в других—активно участвует: обороняется, нападает, прячется.

Если при слуховых галлюцинациях сознание больного заметно почти не изменено, то при зрительных наруше­ния сознания более значительны. Как будто человек не вполне проснулся, н  аходится в состоянии неполного бодрствования.

Известно, что как засыпание, так и пробуждение у каждого здорового человека совершается не сразу, а проходит через определенные, в норме мгновенно сменя­ющие друг друга фазы торможения, имеющие даже соот­ветствующие названия и хорошо изученные академиком И. П. Павловым: уравнительную, парадоксальную, ульт­рапарадоксальную и наркотическую. Например, человек проснулся, уже сознает себя, но где он находится, ему еще неясно; при следующей фазе пробуждения он уже соображает, что находится не у себя дома, а, скажем, в гостях у друзей или в гостинице в другом городе, куда поехал в командировку. Быстрота, как засыпания, так и пробуждения не у всех одинакова, что зависит, очевид­но, от подвижности нервной системы. У одних подвиж­ность нервных процессов бывает больше, у других мень­ше. Люди с высокой степенью подвижности нервных процессов могут и не испытывать состояния, подобного только что описанному. При патологии эти фазы сна как бы замедляются, застревают у больного на очень дли­тельное время. Человек ходит, говорит, ложится спать и встает, даже что-нибудь делает, а у него может быть налицо одно из перечисленных фазовых состояний. Есте­ственно, такой человек и воспринимать окружающее бу­дет неправильно, и неправильно на все реагировать.

Что же это за фазовые состояния? При появлении уравнительной фазы на раздражители разной силы нерв­ная система дает одинаковые ответы. Это уже неверные ответы, раздражители не воспринимаются человеком пра­вильно. При парадоксальной фазе на сильный раздражи­тель возникает слабый ответ и, наоборот, на слабый — сильный. Ультрапарадоксальная фаза — как бы верх на­рушений, все при ней путается: положительные раздра­жители дают отрицательный ответ, и на отрицательные раздражители нервная система реагирует положительно. При наркотической фазе (как в состоянии наркоза) нерв­ная система не реагирует ни на что: ни на боль, ни на различный свет, ни на другие раздражители. В этом слу­чае все раздражители как бы не доходят до централь­ного конца анализатора, не вызывают ответной деятель­ности. Это возможно, как уже говорилось, при наркозе, при глубокой потере сознания, например при сильном так называемом наркотическом опьянении, когда человек мо­жет и не выйти из этого состояния. Эти фазы Павлов назвал еще гипнотическими (от гре­ческого слова «гипноз» — сон).

Существует и другая теория происхождения галлю­цинаций, когда на первый план выдвигаются нарушения не тормозного, а раздражительного процесса, который становится неподвижным или, как говорят физиологи, инертным и не уступает места тормозному. Если очаг постоянно действующего неподвижного (инертного) пато­логического возбуждения появляется в нервных структу­рах, связанных с речевой деятельностью человека, воз­никают слуховые галлюцинации; такое же постоянное возбуждение, развивающееся в центральном участке зри­тельного анализатора, приводит к зрительным галлюци­нациям. Больной что-то видит «ли слышит без наличия какого-либо предмета или звука.

Этот механизм может объяснить однообразные (всег­да одни и те же) слуховые галлюцинации, испытывае­мые больным. Голоса прекращаются только на то вре­мя, когда больной чем-либо особо заинтересуется или начинает что-то делать — говорить с врачом или есть. Это зависит от того, что всякая деятельность человека (разговор, какое-либо занятие, еда) создает в централь­ной нервной системе новый очаг возбуждения, как бы конкурирующий с патологическим и на время подавляю­щий его (тормозящий патологический очаг по закону от­рицательной индукции).

Известный советский психиатр В. А. Гиляровский по­лагал, что при огромной сложности галлюцинаций и очень большом клиническом разнообразии их проявлений вряд ли все виды их можно объяснить патологическим нарушением только одного процесса — тормозного или раздражительного. Он считал, что правильнее учитывать нарушения и того, и другого. И в действительности при так называемом делирии, когда явно преобладают зри­тельные галлюцинации, по мнению другого крупного уче­ного — Е. А. Попова, имеющие в своей основе нарушения тормозного процесса, они нередко сопровождаются и слу­ховыми, возникающими, как это принято считать, при на­рушении раздражительного процесса. В клинике больные рассказывают о галлюцинаторных птицах, которые поют, говорят человеческими голосами и пр.

Самые сложные отклонения происходят при наруше­нии мышления, в частности при бреде. Объяснить его па­тофизиологически нелегко, так как механизмы развития бреда чрезвычайно сложны и не всегда одинаковы.

Попытаемся весьма приблизительно разобрать один из случаев так называемого ипохондрического бреда, при котором человек без всяких оснований уверен в том, что он болен какой-либо неизлечимой болезнью.

В настоящее время на первое место вышел по вызы­ваемому им страху рак, вытеснив туберкулез и сифилис. Представьте себе, что две женщины, почувствовав недо­могание и напуганные разговорами о раке, обратились по этому поводу к врачу. Так в действительности и слу­чилось с двумя сестрами. У одной центральная нервная система была совершенно здорова и функционировала нормально. У другой было болезненное состояние с «за­стрявшей» ультрапарадоксальной или даже просто пара­доксальной фазой, а может быть, и с обеими, что случа­ется нередко. Сестры были приняты и с одинаковым вни­манием осмотрены врачом. Обе проделали необходимые анализы и снова оказались на приеме у врача. Обе ус­лышали одно и то же: «Анализы у вас отрицательные, можете идти спокойно домой, о раке больше не думать и не портить себе настроение». Одна из сестер с нормаль­ной деятельностью центральной нервной системы на этом успокоилась. Вторая, с наличием у нее фазовых состоя­ний, все восприняла и «поняла» наоборот. Слова докто­ра, что анализы у нее отрицательные, «убедили» боль­ную в том, что они в действительности положительные, подтверждают наличие рака, а фраза «Можете идти спо­койно домой» имела для нее иное значение: нечего бес­покоиться, потому что все уже потеряно, бесполезно что-либо предпринимать. Это еще больше укрепило ее подо­зрения. Она стала ходить по врачам, надоедать им, требовать операции и однажды вывела из себя лечащего вра­ча, который ей сказал:.«Да, вам легче сделать операцию, чем каждый день убеждать вас без всякого успеха в ее ненужности». Это было истолковано так, что у нее бо­лезнь запущена и успеха от операции не будет. Ночью больная пыталась покончить с собой, но, к счастью, ее намерение было предотвращено мужем, поместившим ее в больницу.

Конечно, дело не в одних только фазах, «застрявших» у больного. Имеют значение много различных, в огром­ном большинстве еще недостаточно изученных механиз­мов.

После смерти И. П. Павлова работы по исследова­нию патофизиологии высшей нервной деятельности про­должаются. В научном понимании" механизмов развития болезненных симптомов нет пока единогласия, наиболее логичное их объяснение возможно на основе учения о физиологии и патофизиологии высшей нервной деятель­ности, разработанного советской физиологической шко­лой. Учениками и продолжателями Павлова установле­ны новые интересные факты, в частности, о роли и зна­чении ретикулярной, сетевидной, формации головного мозга. Эти открытия проливают новый свет, как на существо отдельных психопатологиче­ских явлений, так и на всю деятельность центральной нервной системы.

Мы только что намеренно очень упрощенно говорили о том, что происходит или, вернее, может происходить в мозгу при различных нервно-психических нарушениях. Это так называемый патогенез, то есть механизм воз­никновения и развития признаков болезни. Нарушен ритм и характер высшей нервной деятельности — возни­кают различные отклонения. Причин же, приводящих к появлению этих отклонений, мы еще не касались.