История борьбы с пьянством и алкоголизмом в 20 – 30−х годах

История борьбы с пьянством и алкоголизмом, проводившейся в нашей стране в разные эпохи, разработана недостаточно. В монографиях по проблеме алкоголизма она даётся фрагментарно, в немногих статьях, посвящённых этой теме, отражены, как правило, лишь некоторые эпизоды. Поэтому даже у наркологов представ­ления о такой борьбе нечеткие или противоре­чивые. Это касается и периода между двумя мировыми войнами. Распространено, например, превратное мнение, что вплоть до 1925 г., ког­да была введена государственная монополия на водку, в стране существовал сухой закон. Почти ничего не известно о периоде 30−х годов, в част­ности о судьбе «Общества по борьбе с алко­голизмом».

Между тем знание фактов и документов, характеризующих эволюцию антиалкогольной по­литики в довоенный период, может оказаться полезным при совершенствовании этой политики в наши дни.

У победивших в 1917 г. большевиков воз­никло понятное желание избавиться как можно быстрее от неприятного наследия свергнутого режима, и казались оправданными любые сред­ства, вплоть до уничтожения спиртного. В пер­вые дни после октябрьского переворота в Петро­граде насчитывалось около 700 складов с запаса­ми вин на миллионы рублей. В погребах Зим­него дворца хранились редкие вина общей стои­мостью свыше 5 млн долларов. Первоначально предполагалось, что захваченное вино и спирт будут проданы за границу. Однако среди насе­ления Петрограда стал нарастать ажиотаж, по городу ходили листовки с призывами к разгрому винных складов, и в разных местах эти раз­громы начались. Погромщики прорывались через оцепление в винные погреба, разбивали тысячелитровые бочки, некоторые даже захлебы­вались и тонули в потоках вина. Одни торо­пились уничтожить «причину народных бед», другие — вкусить дарового запретного напитка.

Чтобы ликвидировать разом этот источник напряжения, Военно-революционный комитет 26 ноября принял решение уничтожить винные и спиртовые запасы. На следующий день крас­ногвардейские отряды приступили к операции. В ней участвовали также несколько рот матро­сов с пулеметами. Бутылки разбивали ломами и топорами. Спирт и вина с помощью пожар­ных помп выкачивали в сточные канавы. В Зим­нем дворце сразу было уничтожено вин на 3 млн руб., на складе Васильевского острова вылито 5 тыс. ведер виноградных вин, на складе в Волховском переулке— 10 тыс. ведер вин.

28 ноября был дан приказ закрыть и опеча­тать все винные и спиртовые заводы и запре­тить изготовление и продажу спиртных напитков. Виновные, как и задержанные в пьяном виде, подлежали военно-революционному суду. В де­кабре была учреждена специальная должность «ответственного комиссара по борьбе с алкого­лизмом и азартными играми» с подчиненным ему штатом в центре и на местах. Первым «винным комиссаром» был назначен Иван Быдзан.

Трезвость рассматривалась большевиками как общепартийная норма и как одна из ближай­ших целей революции для всего народа. Вво­дились строгие наказания за нарушение этой нормы. Согласно приказу Харьковского штаба по борьбе с контрреволюцией от 17 февраля 1918 г. «лица, застигнутые за распитием на­питков, а также появляющиеся в общественных местах и на улицах в нетрезвом виде, под­вергаются тюремному заключению до шести месяцев».

В мае 1918 г. ВЦИК принял декрет, в ко­тором за подпольное изготовление спиртного предусматривалась уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок не менее 10 лет с конфискацией имущества и принудительными работами. Однако в условиях начавшейся граж­данской войны выполнение этого декрета стало нереальным.

19 декабря 1919 г. Совнарком РСФСР при­нял постановление «О воспрещении на терри­тории страны изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напит­кам спиртосодержащих веществ». За нарушение предусматривалось наказание в виде лишения свободы на срок не менее 5 лет с конфиска­цией имущества. Такое же наказание грозило «за перегонку, отцеживание, сдабривание … де­натурированного спирта, лака, политуры и дру­гих … смесей, не предназначенных для питьевого употребления, в целях выделения спирта или ослабления их вкуса, запаха или цвета, за продажу, провоз и пронос таких переработан­ных изделий и смесей». За распитие неза­конно приготовленных напитков и появление в публичном месте в состоянии опьянения полага­лось лишение свободы на срок не менее 1 года. Запрет распространялся на напитки крепостью свыше 12°. Допускались к свободной продаже напитки меньшей крепости, включая виноград­ные вина, пиво и кумыс. Но из-за граждан­ской войны и это постановление выполнялось плохо. Изготовление самогона с каждым годом нарастало, несмотря на угрозу строжайших уго­ловных наказаний.

После гражданской войны самогоноварение отнюдь не прекратилось, а, наоборот, стало мас­совым. К тому же с лета 1921 г. из-за низких установленных цен на сельскохозяйственную про­дукцию по сравнению с промышленной крестья­не стали превращать хлеб в самогон и прода­вать его горожанам, так как это было выгоднее, чем продавать зерно.

С конца 1922 г. репрессии против самогон­щиков усилились. В связи с распоряжением центра «повести антисамогонную кампанию в ударном порядке» милиция проводила массовые облавы для обнаружения и разрушения гнезд винокурения. Судебным органам было дано ука­зание усилить и ускорить наложение взысканий. Объявлялись специальные «двухнедельники и ме­сячники по борьбе с самогонкой», приурочен­ные к рождественским и пасхальным празд­никам.

Чтобы стимулировать усердие сотрудников милиции, 20 декабря 1922 г. было принято по­становление Совнаркома РСФСР, согласно кото­рому в их пользу отчислялась в качестве «открывательского вознаграждения» половина штрафа, взысканного с самогонщика.

В 1923 г. в одной из волостей Енисейской губернии действовало следующее постановление: «Если кто-либо из граждан поймает в своем селе пьяного, то за его счет получает 5 пудов хлеба в награду; если поймает с аппаратом — 10 пудов; если же в данном селе поймает самогонщика гражданин другого села, то ему данное село коллективно выплачивает награду в размере 50 пудов». Имеются данные, что в Иркутской губернии в 1924 г. самогон гнали 36,6 % домохозяев, на долю женского самого­новарения приходилось 56,3 % женской преступности. Во многих других губерниях женщины составляли 1/3 самогонщиков.

В феврале 1928 г. в Москве было создано «Общество по борьбе с алкоголизмом», среди учредителей которого были Н. И. Подвойский, М. С. Буденный, Д. Бедный, Вс. Иванов и Вла­димир Маяковский. К началу 1929 г. в стране такие общества были уже примерно в 200 горо­дах с общим числом членов около 250 тыс. С августа 1928 г. по январь 1929 г. ими были организованы в 103 городах демонстрации тру­дящихся против пьянства и алкоголизма, в 58 — «рабочие конференции по борьбе с алкоголиз­мом», в 116 благодаря их деятельности при­няты постановления местных органов власти об ограничениях времени и мест торговли спирт­ными напитками.

В июне 1928 г. вышел первый номер все­союзного журнала «Трезвость и культура», кро­ме того, на Украине стал выходить журнал «За трезвость».

В ноябре 1928 г. для координации работы местных обществ был создан Всесоюзный совет противоалкогольных обществ, председателем ко­торого был избран Ю. Ларин, видный револю­ционер и партийный деятель. В его состав вошло 27 человек, представляющих различные республики.

Кампания стала принимать широкий размах.

В 1928—1929 гг. было организовано около 200 детских демонстраций против пьянства и ал­коголизма взрослых. В Сормове, Вологде, Перми, в других городах и поселках колонны детей несли лозунги: «Вылить всю водку!», «Требуем трезвых родителей!», «Папа, не ходи в монополь­ку, неси деньги в семью!» и даже «Расстре­ливать пьяниц!». В Иркутске в таком шествии участвовало 15 тыс. детей.

В апреле 1929 г. Совет противоалкогольных обществ послал на месяц в Донбасс специаль­ную противоалкогольную «киноэкспедицию» с докладчиками, кинопередвижкой, фильмами, передвижной выставкой и т. п. Она посетила 28 рудников, провела на них массу демонстра­ций фильмов, докладов и лекций, кое-где орга­низовала противоалкогольные ячейки.

Развилась практика созыва антиалкогольных конференций — «пьющих девушек» (впервые в Выборгском районе Ленинграда), «пьющей моло­дежи», «пьющих слесарей», «пьющих сезонни­ков» и т. д. Появился новый вид борьбы с ал­коголизмом — вызовы через печать бросившими пить своим пьющим приятелям. Рабочий и кре­стьянин в одном из приволжских сел заклю­чили между собой «социалистический договор на трезвость». Условие было таким: если одна из сторон не удержится от выпивки, то платит неустойку в виде покупки знамени за 15 руб. для пионеротряда. Еще одна форма — рабочие антиалкогольные походы из городов в деревни, впервые организованные в Калуге и Рязани. 4 деревни под Харьковом объединились в сель­хозартель имени «Общества борьбы за трезвость». На Украине возник первый антиалкогольный театр. Он разъезжал по Донбассу и, помимо антиалкогольных спектаклей, проводил в клубах антиалкогольные беседы и лекции.

Осенью 1929 г. в Москве были организова­ны Центральные курсы антиалкогольной про­паганды, которые единовременно посещали 60 активистов из рабочих и крестьян.

Общества борьбы с алкоголизмом ставили в качестве основных задач не просто трезвость, а «борьбу на производстве за промфинплан, снижение прогулов, поднятие трудовой дис­циплины, уменьшение брака», а также «борьбу за обобществление быта, стопроцентную гра­мотность, изживание религиозных предрассудков, за воспитание нового здорового рабочего поко­ления». Основным средством для достижения этих целей считалось «поднятие трудовой энер­гии и переключение страсти к выпивке на вы­явление путем соцсоревнования и ударничества культурно-созидательных сил рабочего класса». В ту пору были распространены плакаты: «Не пей! С пьяных глаз ты можешь обнять своего классового врага!».

В Москве в 1929 г. ввели новый вид по­мощников милиции в антиалкогольной борьбе — «общественных наблюдателей по алкоголизму». Они выдвигались из числа рабочих «от станка» и были обязательно членами Общества по борьбе с алкоголизмом. Их снабжали специальными мандатами от милиции и полномочиями, при­надлежавшими до того только органам милиции. Эти наблюдатели получили право после проверки составлять протоколы на все государственные, общественные и кооперативные заведения, кото­рые допускают какие-либо нарушения противо­алкогольных правил, издаваемых местными Советами, например, продают водку в столовых нарпита или пиво в рабочих клубах, или вино «в местах массовых рабочих прогулок». Подоб­ное нарушение каралось штрафом до 100 руб. Еще один вид антиалкогольной деятельности — «шефство над пьющими»: специальные беседы, общественные выговоры, воздействие через стен­газету, направление в диспансер, выдача зарпла­ты в известных пределах не самому пьющему, а его семье и т. п. Дружины «по борьбе с шинкарством и пьянством» фотографировали появившихся на работе в пьяном виде и выве­шивали фотографии на видном месте. Надо при­бавить еще агитацию членов общества трезвости за передачу церквей и синагог под кино и клу­бы, которая, как сообщалось в отчетах общества, «в некоторых городах развивается довольно ши­роко и на которую дал согласие целый ряд соответствующих органов». Организовыва­лось также соревнование между ячейками «Об­щества» на предприятиях: кто завербует больше новых членов и подписчиков на журнал «Трез­вость и культура».

Можно лишь гадать, повлияла бы эта ши­рокая кампания лет через 5 на число люби­телей выпить, если бы центральное правитель­ство продолжало поддерживать и подталки­вать ее.

Но жизнь распорядилась иначе. В начале 30−х годов официальная антиал­когольная политика сделала крутой поворот. Было дано указание перейти от «узкой антиал­когольной работы к развернутой борьбе за оздо­ровление бытовых условий». Теперь разъяснялось, что «разрешение проблемы пьянства и алко­голизма произойдет само собой по мере роста благосостояния и культуры людей, поскольку при социализме нет почвы для этих буржуазных пережитков». Пока не установлено, кто кон­кретно наверху был инициатором такого поворо­та. Может быть, сам «великий вождь». Однако в его трудах отсутствуют какие-либо указания на этот счет.

Постановлением НКВД РСФСР от 26 апреля 1930 г. Противоалкогольное общество РСФСР было упразднено и превращено в Московскую областную организацию. Затем в апреле 1932 г. все «Общества по борьбе с алкоголизмом» объеди­нили с «Союзом безбожников» и обществом «До­лой безграмотность» и назвали этот гибрид обществом «За здоровый быт».

Изменилась и медицинская трактовка забо­леваний алкоголизмом: теперь принималось во внимание только его влияние на психику. Ал­коголь был даже признан лечебным средством. В центральных и местных газетах, еще недав­но так бойко откликавшихся на разные ан­тиалкогольные инициативы и мероприятия, тема борьбы с пьянством фактически исчезла со стра­ниц. С 1930 г. перестали публиковаться ста­тистические данные о производстве и продаже алкоголя, последствиях пьянства и алкоголизма. В наши дни стало известно, что в 1932 г. бы­ли установлены бюджетные отчисления в разме­ре 50 коп. с каждого декалитра произведенного спирта, из которых 37,5 коп. шли в район­ный бюджет, 12,5 коп.— в республиканский и краевой. Эта мера стимулировала заинтересо­ванность местной администрации в выполнении и перевыполнении плана производства и прода­жи алкогольных напитков. Среди «ударных строек» 1933 г. были названы сооружения круп­ных винокуренных заводов в Петровске (Саратов­ская обл.) и Сясьске (Ленинградская обл.).

Во второй половине 30−х годов спиртные на­питки продавались свободно, люди привычно ходили в пивные и рестораны. Не были в ди­ковинку даже бильярдные, где продавалось пиво. Пиво и даже водка продавались в столовых предприятий и учреждений. Водка была вполне доступной, при средней месячной зарплате по стране 331 руб. она стоила в среднем 6 руб. 15коп. за бутылку.

Но, как ни странно, уровень потребления ал­коголя в 30−е годы был сравнительно невысок. Расчет показывает, что в виде водки, виноград­ного вина и пива в 1940 г. на душу насе­ления потреблялось не более 2,5 л чистого алкоголя.

Конечно, характеристика эволюции проблемы пьянства и алкоголизма в 20—30−х годах была бы более полной, если бы одновременно учи­тывались и основные социально-экономические и политические события, пережитые страной в этом периоде. Однако связи между этими со­бытиями и рассматриваемой проблемой были весьма неоднозначны. Да и политические оцен­ки многих всем известных событий в наши дни принципиально меняются.

Тем не менее, представления о последова­тельности событий в алкогольной политике го­сударства и о принимавшихся антиалкогольных мерах необходимы специалистам сами по себе как база для более углубленного осмысления исторического опыта.

В целом по РСФСР в 1922 г. было обна­ружено 94 тыс. случаев самогоноварения и ото­брано 22 тыс. самогонных аппаратов, в 1923 г. эти цифры возросли до 191 тыс. случаев са­могоноварения и 54 тыс. отобранных аппаратов, в 1924 г.— соответственно до 275 тыс. случаев и 73 тыс. аппаратов. В 1923 г. сельское на­селение страны употребило 186,9 млн. л. самого­на, на производство которого было затрачено на 655,2 тыс. т хлеба больше по сравнению с государственным производством того же ко­личества водки. В 1922 г только в РСФСР было возбуждено свыше 500 тыс. уголовных дел о самогоноварении.

Однако усиление борьбы с самогоноварением явно не давало ожидаемых результатов. Жизнь заставляла шаг за шагом ослаблять запреты на производство и легальную продажу спиртных напитков. В 1921 г. было разрешено продавать виноградное вино крепостью 14°, в 1922 г. до­пущена продажа пива. 30 января 1923 г. декре­том разрешены производство и продажа плодово-ягодных вин, настоек, наливок крепостью до 20°, в 1924 г. — до 30°. В январе 1922 г. для упорядочения государственного производства и сбыта вин создано Управление государственным виноградарством и виноделием.

Ослабляя запреты на спиртное, не забывали укреплять борьбу с пьянством. В Украинской республике в феврале 1924 г. был издан приказ для милиции: «1. …Не пропускать ни одного пьяного, не составив протокола. 2. Установить неослабный надзор за имеющимися слесарными, кузнечными и т. п. мастерскими, изготовляющими, ремонтирующими и сбывающими самогонные ап­параты. 3. Премировать сотрудников милиции за успешную деятельность в борьбе с самогоном. 4. …Самогонщиков дискредитировать в глазах масс путем проведения сельских сходов …, устройства показательных процессов и т. п. 5. Организовать группы содействия борьбе с само­гоном, привлекая в них сельские комячейки… и женщин — жену пьющего, страдающую на селе и деревне прежде всего».

В 1925 г. были сняты все оставшиеся ог­раничения на легальную продажу спиртных напитков. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 28 августа была введена государственная монополия на изготовление и продажу водки. В продажу выпускались сорокаградусная вод­ка, коньяки и ликеры крепостью до 60°. Одновременно ЦК ВКПБ опубликовал тезисы, в которых давалось объяснение этому шагу. Продажа водки должна была ослабить рост са­могоноварения, а доходы от спиртного давали государству возможность увеличить расходы «на восстановление крупной промышленности, разви­тие просвещения» и т. д. Сталин в своих выступ­лениях заявлял, что «продажа водки есть зло», но меньшее, чем «кабала западноевропейских капиталистов».

Согласно постановлению, производство спир­та для изготовления спиртных напитков разре­шалось как государственным и кооперативным, так и частным предприятиям. Весь производ­ственный питьевой спирт подлежал сдаче Цент­ральному правлению государственной спиртовой монополии (Центроспирту). Изготовление водки из этого спирта составляло исключительное право государства. Но само изготовление могло производиться по контракту на государственных, кооперативных и частных водочных заводах. Тор­говать водкой, водочными изделиями и коньяком можно было государственным, кооперативным и частным торговым заведениям.

Водка сначала продавалась по сравнитель­но низкой цене (1 руб. за 0,5 л), торговля пошла бойко, поэтому через 2 мес решили под­нять цену на водку в 1,5 раза. Но вскоре выяснилось, что теперь она не по карману крестьянам, и через полгода пришлось значи­тельно снизить ее цену (до 1,1 руб. при сред­ней зарплате рабочего 80 руб. в месяц и стои­мости 1 л молока 24 коп.).

Государственные доходы от всех спиртных на­питков в 1927—1928 гг. достигли 728 млн руб. в год и составляли 12 % всей доходной части бюджета. Население СССР затратило в 1927— 1928 гг. на водку 963 млн руб. за год, на пи­во— 170 млн руб., на виноградные вина, коньяк и водочные изделия— 130 млн руб.

У работников идеологии и культуры вызы­вало недоумение, почему народ по-прежнему так тянется к спиртному, хотя исчезла капита­листическая эксплуатация, которая считалась основной причиной пьянства. Была надежда, что от алкоголя должны были отвлечь «продол­жительный период воспрещения питейной тор­говли; исчезновение богатой буржуазии, круп­ного чиновничества; подъем революционного эн­тузиазма, общественных интересов; повышение вообще культурного уровня рабочих и красно­армейцев; развитие клубной жизни; распростра­ненность занятий спортом; упадок религиозно­сти и ограничение роли обрядов, с которыми были связаны многие питейные обычаи и пр.». Ожидалось, что эти факторы окажут особенно большое влияние в таких крупных торгово-про­мышленных и культурных центрах, как Москва и Ленинград, где наиболее интенсивно велась работа «по строительству нового быта».

Бесстрастная алкогольная статистика развен­чивала эти надежды. В 1923 г. на улицах Ле­нинграда были задержаны в пьяном виде 2 тыс. человек, в 1924 г.— 11 тыс., в 1925 г.— 33 тыс., в 1926 г.—95 тыс., в 1927 г.— 113 тыс. Та­ким образом, в 1927 г. в Ленинграде один задержанный в пьяном виде приходился на 15 жи­телей всех возрастов, или один на 4 взрослых мужчин. В Москве задерживалось в среднем за год более 100 тыс. пьяных, в Ростове — 40 тыс., в Костроме — 8 тыс. Число задержанных в нетрезвом состоянии городских жителей доходило ориентировочно до 2 млн в год. При этом число пьяных на улицах было по крайней мере в 2—3 раза больше числа за­держанных. Свыше 80 % задержанных в пьяном виде составляли рабочие, от 5 до 10 % — члены партии и комсомольцы, 8—10% —жен­щины. В Баку число членов партии доходило до 20 % от общего числа задержанных.

По-видимому, проблема досуга намного слож­нее, чем кажется. Вряд ли нынешний глава рабочей семьи ходит чаще, чем раз в месяц в клуб, и покупает в среднем более 40 книг и журналов в год. В Москве теперь задержи­вается более 300 тыс. пьяных в год, т. е. по­казатель такого «досуга», если сделать поправ­ку на рост населения, за 60 с лишним лет практически не улучшился.

Хотя после 1925 г. в продаже появилась водка по вполне доступной цене, самогонова­рение не прекратилось. Не везде торговля вод­кой была хорошо налажена, кроме того, было довольно много людей, которые, не получая зарплату, испытывали нужду в наличных день­гах. К ним относились прежде всего крестьяне.

Самогон производился и для собственного употребления, и на продажу. Правда, чтобы вы­держать конкуренцию с «казенной» водкой, от­личавшейся большей чистотой и лучшим вку­сом, самогонщики вынуждены были продавать самогон значительно дешевле — примерно по 40 коп. за бутылку. По некоторым оценкам в 1927—1928 гг. населением за год было выпито около 500 000 л самогона.

Были обновлены меры преследования само­гонщиков. Согласно Уголовному кодексу РСФСР, принятому в 1926 г., наказания полагалось толь­ко за изготовление самогона для сбыта — в ви­де лишения свободы или принудительных работ сроком до 1 года с конфискацией имущества или без таковой. Делалось существенное послаб­ление для граждан, изготовляющих самогон на продажу «вследствие нужды, безработицы или по малосознательности». Для них предусматри­вались лишь принудработы на срок до 3 мес. В декабре 1927 г. специальным постановлени­ем ЦИК и Совнаркома СССР были введены наказания и за изготовление самогона для собственного употребления — штраф до 100 руб. или принудработы сроком до 1 месяца. Цирку­ляром НКВД от 23 июня 1928 г. было уточне­но, что борьба с самогоноварением не распро­страняется на случаи изготовления, хранения и сбыта «домашних национальных напитков: браги, пива, бузы, арьки и араки». При этом разъяснялось, что «домашние напитки приготов­ляются большинством населения, преимуществен­но из среды трудящихся, почему установление каких-либо мер, направленных к запрещению изготовления этих напитков, повлечет за собой, помимо недовольства населения, необходимость производства массовых обысков и тем самым в значительной степени отвлечет милицию от ее непосредственной работы по борьбе с вида­ми преступности, наиболее затрагивающими ин­тересы широких кругов населения (кража, ко­нокрадство, хулиганство и т.д.)».

Примерно через полгода НКВД сделал уточнение, что не наказывается изготовление домаш­него пива и браги только для личного потреб­ления и при их крепости не выше 14°. Сбыт тоже допускается, но лишь по случаю, не в виде промысла. Что касается национальных спиртных напитков типа бузы, араки и др., никаких огра­ничений не устанавливается, вплоть до торгов­ли с целью дохода. Все эти оговорки и уточ­нения, однако, не означали, что милиция смот­рела на самогоноварение сквозь пальцы. В нача­ле 1928 г. правительство РСФСР для стиму­лирования милиции в выявлении самогонщиков снова распорядилось отдавать в ее пользу часть штрафов, наложенных за самогоноварение: 25 % со штрафов, наложенных судом, и 50 % со штрафов, наложенных в административном порядке. Правда, эта система премирования сотрудников милиции за счет нарушителей просуществовала недолго и 19 сентября 1928 г. Совнарком РСФСР отменил ее.

В циркуляре НКВД РСФСР, разосланном 23 апреля 1930 г., указывалось, что самого­новарение и спекуляция спиртным выросли на 40%. Вместе с тем отмечалось, что «ярким примером искривления и неудовлетворительно­сти работы … могут служить незаконные по­вальные обыски без всякого основания», а так­же привлечения к ответственности лиц, у ко­торых при обыске было обнаружено водки «бо­лее установленной нормы» (3 л) при отсутствии данных о спекуляции. Наркомвнудел предлагал создавать специальные женские бригады по борь­бе с самогоноварением и спекуляцией спиртным, а для более широкого вовлечения трудящихся в эту борьбу разработать календарный план докладов на эту тему на заводах, в крупных населенных пунктах, колхозах, а также на «женских собраниях, конференциях, собраниях делегаток».

Проводилась борьба непосредственно с пьян­ством и алкоголизмом. Еще в 1924 г. в ряде районов страны на общественных началах ста­ли создаваться «группы по борьбе с наркотизмом», которые затем были преобразованы в «Комиссии по оздоровлению труда и быта» (КОТИБ), а члены этих комиссий получили название «наркодружинники».

11 сентября 1926 г. Совнарком РСФСР при­нял постановление, которым предписывалось «усилить изучение вопросов алкоголизма и ор­ганизацию лечения алкоголиков, а также разра­ботать и провести меры по принудительному лечению и вытрезвлению пьяниц. Для усиления антиалкогольной пропаганды предлагалось ввести в программу школ сведения о вреде алкоголя, выпустить антиалкогольную литературу, развер­нуть антиалкогольную пропаганду в избах-чи­тальнях, клубах, красных уголках, а также во всех массовых средствах информации.

В мае 1927 г. постановлением ВЦИК и СНК РСФСР создавались специальные Комис­сии по вопросам алкоголизма при исполкомах всех местных Советов. Их руководителями на­значались опытные советские и партийные ра­ботники. На эти комиссии возлагалась обязан­ность «заниматься организацией и координа­цией борьбы с потреблением алкоголя, изуче­нием причин алкоголизма, изысканием средств и содействием в организации лечебно-профилак­тических и культурно-просветительских учрежде­ний», призванных противостоять распространению пьянства и алкоголизма. Как видим, у нынешних Комиссий по борьбе с пьянством и алкоголизмом при исполкомах были пред­шественники с не менее широкой программой работы.

В апреле 1927 г. НКВД, Наркомздрав и Наркомюст совместным распоряжением ввели при­нудительное лечение «алкоголиков, представляю­щих социальную опасность». Такому лечению подлежали лица, обнаруживающие на почве ал­коголизма явления психического расстройства; злоупотребляющие алкоголем и систематически нарушающие порядок, препятствующие работе и угрожающие безопасности семьи и окружающих; в состоянии острого опьянения или хроническо­го пьянства расточающие или разрушающие имущество. Принудительное лечение должно бы­ло осуществляться в амбулаторных или стацио­нарных учреждениях системы здравоохранения. Можно было возбудить ходатайство о лишении направленного на принудительное лечение роди­тельских прав. Назначение принудительного лече­ния можно было опротестовать (в отличие от нынешних правил).

В Ленинграде 14 ноября 1931 г. на улице Марата (дом № 79) был открыт первый в стра­не (а может быть, и в мире) медицинский вытрезвитель. У него были следующие задачи: 1) кратковременная изоляция граждан, задер­жанных в нетрезвом состоянии, угрожающем их личной безопасности и окружающим, а также нарушающих общественный порядок; 2) оказание медицинской помощи с целью скорейшего и полного вытрезвления. Штат вытрезвителя со­стоял из 44 человек: начальник (зарплата 180 руб.), врач (180 руб.), 6 лекпомов и медтехников (120 руб.), 22 санитара (90 руб.), 3 уборщицы (75 руб.) и др. В следующем году в ответ на запросы из местных органов милиции, что делать со спиртными напитками, отобранными у пьяных при их задержании, было разъяснено циркуляром СНК РСФСР от 29 марта: «Указанные спиртные напитки подле­жат возврату их владельцам по вытрезвлении».